Это произошло много лет назад. Я хорошо это помню, поскольку это был год нашей трагедии. Мы пробыли в США всего 5 лет. Приехали мы из Стокгольма, где мой отец, раби Яков-Исроэль Зубер, светлой памяти, был Любавическим посланцем в течение почти двадцати лет.

Адаптироваться после переезда было непросто, но на том этапе как раз все стало становиться на свои места. Мой отец был завучем любавичской школы в Бостоне. Он был не последним человеком в раввинском суде города и прошел путь от раввина в маленькой синагоге в Дорчестере до крупной общины в Роксбери. Моя мать, ребецен Злата Зубер, светлой памяти, учила английский по вечерам, принимала участие в работе организаций помощи женщинам

и социализировалась в новой общине.

И вдруг, произошла трагедия.

Вчера я была невинной, беззаботной студенткой; на следующий день я превратилась в опустошенного, растерянного взрослого. Произошел резкий переход от детства к страшному, отвратительному миру действительности взрослых.

В современном мире преступления и насилие стали чем-то обыденным, мы уже не так остро реагируем на вспышки жестокости, но в 1953-м мир был безопаснее и стабильнее, поэтому новость о нашей страшной потере была опубликована не только в нашем городе, но по всей стране и за границей.

Однажды зимним вечером, в начале светского нового года, мой отец был убит неизвестными, и наша жизнь изменилась навсегда.

И тут-то и начинается моя история. Несколько месяцев спустя моя мама решила, что мы должны поехать в Нью-Йорк на частную аудиенцию к Ребе, раби Менахем-Мендлу Шнеерсону,

благословенной памяти.

Я дважды бывала на аудиенции у шестого Ребе, Йосефа-Ицхока Шнеерсона, благословенной памяти. Однажды, в раннем детстве, мы посетили его в Гранд-Отеле в Стокгольме, когда он направлялся в Америку. Второй раз был сразу после нашего приезда в Соединенные Штаты. Но в этот раз все по-другому. Раби Йосеф-Ицхок, сейчас известный как предыдущий Ребе, ушел от нас тремя годами ранее, и мы собирались на аудиенцию к новому Любавическому Ребе,

раби Менахем-Мендлу.

Сначала мы обсудили мою учебу. Ребе задал несколько вопросов о моих курсах, о преподавателях, моих интересах и планах на будущее.

Мои воспоминания о предыдущем Ребе были очень ясными — величавый крупный мужчина, печальный взгляд— он выглядел очень серьезно. Я благоговела перед ним и даже немного боялась. Но сейчас все изменилось. Изменилась моя жизнь: я больше не была ребенком, за спиной которого — семья, я была ответственной и взрослой. Я думала, что аудиенция станет интересным событием, конечно, я хотела исполнить мамино желание и сопровождала ее, но я понятия не имела, чего ожидать.

Мы зарегистрировались на встречу за несколько недель, имена были записаны и время назначено. Правда, время было назначено примерно, так как никто не мог знать, сколько продлятся аудиенции перед нами. Часто производились изменения для важных персон, посетителей издалека и в случае чрезвычайных ситуаций. Нам сказали связаться с одним из помощников Ребе, раби Лейблом Гронером, в этот вечер, чтобы мы не ждали в приемной слишком долго.

В «770», штаб-квартире Любавического движения, было очень тихо, когда мы пришли. Некоторые люди ожидали прямо за дверью офиса Ребе, некоторые в приемной. Но людей было не очень много. Аудиенции начинались вечером,

и часто продолжались до раннего утра.

Хана Зубер

Раби Гронер следил за временем и должен был постучать в офис Ребе или даже открыть дверь, когда придет время. Ели Ребе погружен в беседу, он не обращает внимание на отвлекающие факторы. Из списка раби Гронера мы знали, когда придет наша очередь.

Моя мама была заметно расстроена. Теперь она была главой семьи, и к этой роли она не была готова. Она была подавлена потерей, странным языком и непохожестью новой страны.

Напряжение возрастало по мере ожидания. Тишина казалась удушающей. Наконец, наша очередь. Нас быстро проводили в комнату. Ребе сидел за большим столом из красного дерева лицом к двери. Два пустых стула стояли у стола Ребе, но мы остались стоять за спинками стульев, как было принято. По периметру комнаты стояли книжные шкафы, заполненные еврейскими религиозными трудами, и я думаю, что там еще были стопки научных книг рядом со шкафами.

Моя мама тихо плакала, когда я взглянула на Ребе. Он смотрел на нас с большим сочувствием и заботой: он хорошо знал моего отца и не забывал нас после трагедии. Потом он мягко улыбнулся и пригласил нас сесть. Он казался таким человечным, таким теплым, и мне сразу стало легче. Он поговорил с моей мамой — о ее планах на будущее, о ее деятельности, о моем отце, и обо всем, что касалось нашей жизни.

Потом Ребе повернулся ко мне и спросил о моих курсах, о моих планах, интересах и заботах. Я легко отвечала. Он казался искренне заинтересованным во всем, что я говорила, и по его ответам и репликам я знала, что он внимательно слушает. Прозвенел звонок, время истекло и мы пошли, чувствуя себя успокоенными.

Затем, к моему большому удивлению, он спросил меня о моих личных планах, о встречах по поводу замужества… Он очевидно знал все о моей жизни, как минимум в этом аспекте.

Я хорошо помню, как моя мама сказала, что удивлена моим общением с Ребе, что я выглядела такой спокойной, как будто разговаривала с давно знакомым членом семьи. Именно это я и чувствовала.

Через несколько месяцев, когда я приехала в Нью-Йорк с друзьями, я решила снова посетить Ребе. Я зарегистрировалась в Бостоне и в назначенный день приехала в 770. Я чувствовала себя немного не в своей тарелке, ожидая без сопровождения. Я не знала почти никого в этом районе и совсем никого в приемной тем вечером. Когда моя очередь подошла, я была очень взволнована в предвкушении новой встречи с Ребе. Теперь я знала, чего ожидать, и была полна энтузиазма.

Сначала мы обсудили мою учебу. Ребе задал несколько вопросов о моих курсах, о преподавателях, моих интересах и планах на будущее. Затем, к моему большому удивлению, он спросил меня о моих личных планах, о встречах по поводу замужества. Я сказала ему, что встречалась с несколькими молодыми людьми, но не встретила никого, за кого бы хотела выйти замуж.

Ребе широко улыбнулся и спросил мое мнение о конкретном студенте. Я тяжело сглотнула: невероятно, но вопрос касался парня, с которым я недавно встречалась!

Затем Ребе спросил про другого студента, и про третьего, и я была совершенно обескуражена. Он очевидно знал все о моей жизни, как минимум в этом аспекте.

Я покачала головой и объяснила, почему мне не подходит каждый из этих парней.

Тогда Ребе усмехнулся и сказал мне, что я читаю слишком много книг. Как он узнал? Но он знал. Любовь, объяснил он мне, это не то, что описано в любовных романах. Она не столь всеобъемлюща. Это не то захватывающее, ослепляющее чувство, описываемое в романах. Эти книги не описывают реальную жизнь, сказал он. Это мир фантазии, мир «понарошку» с выдуманными чувствами. Художественная литература – красивый вымысел, но реальная жизнь другая.

И тут, как отец дочери, он начал объяснять мне, что такое настоящая любовь.

Любовь, сказал он мне, это такое чувство, которое возрастает и усиливается с течением жизни. Это общение, забота друг о друге и взаимное уважение. Это значит строить вместе жизнь, дом и семью. Любовь, которую ты ощущаешь будучи юной невестой, продолжал он, это только начало настоящей любви. Любовь питается маленькими ежедневными проявлениями совместной жизни и растет.

Поэтому, продолжил он, любовь, которую ты чувствуешь через пять или десять лет — это постепенное укрепление связей. Когда две жизни соединяются, чтобы стать одной, со временем наступает момент, когда каждый чувствует себя частью другого, когда каждый супруг не может представить свою жизнь

без своей половинки рядом с собой.

Улыбаясь, он сказал мне отбросить романтические понятия, полученные вследствие моего увлечения литературой, и посмотреть на любовь и брак в реальном свете.

Я вышла из офиса Ребе с широкой улыбкой на лице. Ребе знал, как разговаривать с мечтательной девушкой. Он знал, что сказать, и как сказать. Его слова, идущие от сердца, отдавались в моем сердце.

Это мой Ребе.

Во всем мире раввины, бизнесмены, главы общин и политики спрашивали совета Ребе, часто по вопросам чрезвычайной важности, влияющим на многих людей. А в этом случае, юная девушка, стоявшая на пороге жизни, а потом и девушка на выданье, которой он уделил безраздельное внимание. С отцовской любовью и заботой, с терпением и сочувствием он передал ей понимание сути любви, брака, дома и семьи, которое останется на всю жизнь.